Понедельник начинается с рассказа. «Семечки»

Татьяна неуверенно приложила ключ к домофону, открыла дверь в подъезд и сделала шаг вперед. После уличного света глаза почти не видели, но знакомый с детства запах дома сразу ударил в нос. Таня немного постояла, чтобы привыкнуть к полумраку: спешить ей было некуда.

Темно-зеленые стены и белая штукатурка – новенькие. Видно, недавно сделали ремонт. Окна – пластиковые, на высоком подоконнике – пара горшков с цветами. Да, в ее перестроечном детстве все было проще. Сейчас ни тебе надписей на стенах, ни окурков по углам. Таня закрыла глаза и прислушалась: тишина.

Поднявшись на второй этаж, Татьяна остановилась. Нужная ей дверь была самой старой на площадке: обитая коричневым дерматином. Такой она ее и помнила, с тех пор, как пятнадцать лет назад видела в последний раз. В Москву к ней всегда ездили родители, а она за все эти годы так и не смогла к ним выбраться – было некогда. И вот теперь – год как умерли родители. Татьяна тосковала. Дети подросли и не сильно уже в ней нуждались. А работа – работа чем дальше, тем больше теряла свое значение. Ну что работа? Сегодня добиваешься, а завтра уже не ценишь достигнутого. Завтра нужно опять добиваться. И так до бесконечности. Понимание этого пришло как-то неожиданно, и Таня взяла отпуск. Первый полноценный отпуск за пятнадцать лет.

И вот теперь она стояла перед дверью, которой хлопала все детство. И не смела войти. Вертела ключи в руках, ни о чем не думала и только слушала нахлынувшие воспоминания.

Дверь в дверь с ними жила старенькая бабушка. Такая старенькая, что маленькой Тане она какалась по меньшей мере вечной. Да-да, казалось, что она жила всегда. За меньшее время она просто не успела бы так состариться. Таня никогда не видела ее на лавочке у подъезда вместе с другими бабушками. Она, совсем сухенькая и чистенькая, и из квартиры-то своей не выходила. И умерла потом (все-таки умерла) как-то незаметно. Но Таня никого из соседей не помнила так ярко, как эту старушку. Потому что ужасно ее боялась.

Старушка – Таня никогда не знала, как ее зовут – частенько стояла в дверном проеме своей квартиры и поджидала кого-нибудь из ребятишек. Таня была уверена, что она ждет именно ее, маленькую Танюшку. Чтобы съесть? Не иначе.

Свою дверь Таня старалась открывать потихоньку, чтобы вовремя заметить, что старушка здесь. И подниматься с улицы она старалась медленно, сначала заглянув через прутья перил на второй этаж – свободен ли путь? Но, конечно, именно тогда, когда Таня, забыв обо всем, с размаху вбегала по лестнице или вихрем вырывалась из квартиры – именно тогда старушка и была на месте.

В руках у нее был стаканчик очищенных семечек. Она молча протягивала его Тане, а Таня никогда не смела отказаться. К слову сказать, семечки Таня любила. Но сердце все равно уходило в пятки каждый раз, когда происходила эта встреча. Возвращала ли она стаканчик? Таня не могла вспомнить. Наверное, возвращала. Еще Таня не могла вспомнить, откуда она знала, что бабушка эта была без детей и без внуков. А еще – без зубов, поэтому сама есть семечки не могла, а начищала руками для подъездных ребятишек. Правда ли это или просто мамины слова отпечатались в памяти? Сколько горького одиночества должно было быть в жизни этой бабушки, если она подолгу стояла в дверях квартиры только для того, чтобы угостить девчонку или мальчишку с расширенными от ужаса глазами этим простым лакомством – чищенными семечками? Таня прикоснулась к металлической двери соседней квартиры, и на мгновение ей показалось, что руку окутало тепло.

В свою квартиру она зайдет потом, чуть попозже. А сейчас – сейчас она выйдет на улицу, купит в магазинчике рядом очищенных семечек и будет есть их по одной, сидя на лавке у подъезда. Как маленькая.