Понедельник начинается с рассказа. «Серая»

Дело было в августе. Вконец устав от работы и неприятностей в семье, я откликнулся на многолетнее приглашение приятеля и поехал к нему на ферму. Приятеля звали Алексей. Были мы одногодки и вместе учились на юридическом, пока на пятом курсе он все не бросил: внезапно умер его отец, и Алексей решил, что должен продолжить его дело.

С тех пор он работал на земле, успешно балансируя между доходами и убытками. А я, дипломированный юрист, вот уже пятнадцать лет как вел его дела. При этом сам на ферме не бывал ни разу, а все время мы встречались в городе: в моем кабинете в юридическом бюро или в кафе напротив.

И вот теперь я ехал на телеге, запряженной двумя ухоженными кобылами, среди полей своего друга. Столь экзотический способ передвижения выбрал Алексей — для полного, так сказать, погружения в сельскую атмосферу. Оставляя свой «Рено» в гараже, я еще сомневался. Но по мере продвижения по хозяйству друга проникался его идеями и любовью к земле все больше и больше.

Август стоял жаркий. К полудню над землей уже вовсю поднималось ее горячее дыхание, размывающее даль. Неизвестные мне птицы (птиц я не знал совсем) стаями садились и взлетали с только что убранных полей. Уставшая листва редких посадок выдавала приближение осени. Небо ясное, без облаков, и особый запах в воздухе — запах снятого с полей урожая. Я оглянулся: позади дорога, такая же, как и впереди. Только облачко пыли на высохшей без дождей земле от наших четырех колес. Куда ни глянь, всюду простор. Простор этот проникал в меня живительной влагой. Впервые за много лет я чувствовал, что душа пьет. Утоляет жажду. И что не нужно ничего делать: только смотреть, смотреть по сторонам.

Алексей давно перестал развлекать меня рассказами. Только бросал быстрый взгляд из-под открытого лба и понимающе улыбался. Мы так и вернулись бы домой, не проронив больше ни слова, если б серая кобыла не захромала.

Алексей нахмурился и ловко спрыгнул на землю. Осмотрев копыто, он начал распускать ремни упряжки. Я ждал, когда он освободит серую кобылу, и мы продолжим путь. Но через некоторое время понял, что он выпряг гнедую. Высвободил ее и привязал позади телеги, оставив серую одну тащить и нас, здоровых мужиков, и телегу.

Я не хотел вмешиваться. Но мне больше не молчалось.

— Я-то думал, ты серую освободишь. Или хотя бы двоих оставишь.

Алексей молчал, наблюдая за серой. И я продолжил:

— Ну там, знаешь, как говорят, двое в одной упряжке и все такое. Когда один слабеет, другой берет на себя его груз.

Алексей еще чуть помолчал, будто ища верные слова:

— Это, Володь, говорят. Говорят-то много чего, а жизнь она, брат, другая. Нельзя этой кобыле плечо подставлять, совсем размякнет. Вот погоди, сейчас почувствует, что одна, что опереться не на кого — и выправит шаг.

Я притих, и мы оба просто смотрели за серой. Алексей не подгонял, давая ей самой выбрать ход. Прохромав еще метров сто, серая начала делать шаг все ровнее и ровнее, пока совсем не перешла на мелкую трусцу, благополучно доставив нас до дома.

По-особому приласкав серую, Алексей распряг лошадей и сам, отослав подбежавшего работника, повел их в конюшню. А я остался сидеть на скамейке у дома. Дом был выстроен так, что до самого горизонта взгляд бежал и ни на что не натыкался. Я чувствовал себя юнцом, ничего не знающим о жизни. И на душе было спокойно и радостно.