Понедельник начинается с рассказа. «Раненая»

День был обычным. Вполне себе даже не плохим. Но Люда злилась. На детей, на мужа, на родителей, которым именно сейчас нужно было звонить и решать какие-то совершенно не нужные вопросы. Каждое обращение их всех — задевало за живое. Хотя ничего необычного они не делали и не говорили. Быстро поняв, что маму лучше не трогать, они ретировались каждый по своим углам. А Люда осталась одна сидеть на кухне. Раненая.

Она и впрямь чувствовала себя раненой. Силы уходили из нее, побуждая отгородиться от всех пустотой как плотной марлевой повязкой. Сейчас она даже рада была бы найти у себя какую-нибудь болезнь, валящую ее с ног, но болезни, как на зло, не было.

Люда взялась за посуду, которая в ее руках всегда жалобно звякала, а сегодня — прямо-таки гремела. Перемывая набравшиеся за день тарелки, она прокручивала в голове события этого понедельника. И когда дошла до полудня, сердце заломило пульсирующей болью. Она шла на перерыв, перебегала дорогу к кафешке напротив. На мгновение задержалась, засмотревшись на старушку со смешной сумкой. И этого мгновения как раз хватило, чтобы пролетающая на зеленый машина выбила зонт из рук, но ее саму оставила невредимой. Люда тогда и испугаться-то не успела. Подобрала и выбросила зонт в корзину на входе в маленькое кафе, поспешила сделать заказ, чтобы не опоздать на работу. Потом к ней подсела Марина, что-то весело щебечущая про нового знакомого. Потом позвонила начальница и попросила срочно вернуться в офис. Потом работа, работа, работа. Магазин, дом, ужин. И только сейчас, прислоняясь пылающей головой к холодильнику и слушая быструю струю впустую льющейся воды, она вспомнила про день, про дождь, про машину и про зонт, который вдруг стало особенно жалко.

Прогнав страх и сожаления одним легким кивком головы, Люда поблагодарила Бога за старушку, за жизнь. И почувствовала, как в груди что-то стремительно заживает. Она тихо подошла к уже спящим детям, обняла, поцеловала. С телефона отправила несколько теплых слов сидящему в соседней комнате обидевшемуся мужу. И встала к раковине домывать посуду.

Тарелки больше не гремели.