Понедельник начинается с рассказа. «Катя, Лена, Лена, Оля»

Они непринужденно болтали. Четверо женщин средних лет. Двоим было чуть за сорок, двоим поменьше, около 30. Они не были подружками, скорее просто подругами, приятельницами. Все замужем, с детьми. Довольно часто встречались в силу обстоятельств. И теперь щебетали уже почти час.

Вопреки ожиданиям, их щебетание не касалось мужчин. Запретная тема примерных жен, которые не обсуждают своих мужей нигде и никогда. А чужих мужей — тем более. Темы разговора плавно перемещались внутри треугольника светских новостей, детей и ремонта. Посчитав квартиры бывшего губернатора, а потом — директора клуба, в котором они сидели, девочки отвлеклись на принесенные напитки. Взяв паузу в разговоре, каждая тянула через трубочку безалкогольный коктейль и думала.

Вернее, думали только трое. Лена просто смотрела. На Катю. На Лену. На Олю. Она была самой молодой и идеально ухоженной. И всегда тщательно следила за тем, чтобы все у нее было в порядке. Подруг она разглядывала непринужденно, легко сканируя их одежду, оценивая косметику и аксессуары. Звучит как в рекламе, и не удивительно. Жизнь Лены тоже была как в рекламе: что ни возьми, все будет лучшим образцом. Образцовый муж, образцовый сын, образцовая машина и квартира 100 квадратных метров в хорошем районе. Ко всему этому прилагался образцовый женский характер, умеренно мягкий и доброжелательный, умеющий искренно радоваться чужой радости и сопереживать чужому горю. Лена ровно тянула напиток, совсем не так, как Катя.

Катя выпила все быстро, одним большим глотком. И теперь играла с трубочкой, гоняя ее по пустому бокалу. Нет, она пила быстро вовсе не потому, что испытывала сильную жажду. Просто она все в жизни делала быстро. В ее взгляде не было Лениной легкости, а во внешности — Лениной образцовости. Внешность Кати была самой обычной, и на, первый взгляд, простоватой, хотя и миловидной. Ей не хватало тонкости, оригинальности своих подруг. Она много слушала, а говорила мало. Но когда говорила — остальные неизбежно оборачивались к ней. Так было всегда: для новых знакомых – неожиданно, для прежних — привычно. Она могла начать говорить в любой момент, посреди чужого диалога, перебить в уверенности, что ее-то никто не перебьет. И иногда пользовалась этим своим преимуществом.

Другой Лене такая Катина черта не нравилась. Не нравилась, но ей приходилось мириться. Она дружила с Катей. Наверное, даже больше, чем с остальными девочками. Но на всякий случай держала ее подальше от своего мужа. Другая Лена изысканно, подстать своей точеной внешности, переплела пальцы на тонкой ножке бокала и, периодически пригубляя коктейль, рассматривала его на свет и оценивала запах. Как знаток. Она, самая деятельная и себя не щадящая, была знатоком практически во всех областях. Любила говорить книжными фразами, находить альфу и омегу любого вопроса. Все в своей жизни и жизни своих близких держала под контролем, чтобы вовремя замечать и решать проблемы. И ей это прекрасно удавалось. Еще немного жизненных усилий она ненавязчиво тратила на то, чтобы окружающие не забывали, кто именно избавляет их ото всех шероховатостей жизни.

У Оли все было не так. Какая-то природная робость жила в ней, отказываясь взрослеть. Медленно цедя свой напиток и следя за тем, чтобы не выпить его первой, но и не затянуть позже остальных, она автоматически поглаживала прядь недавно выкрашенных волос. Она боялась быть лучше остальных, и потому все время себя сдерживала. Но еще больше – боялась быть хуже. И на ее красивом лице по обе стороны ото рта лежали две глубокие вертикальные складки. Складки постоянного напряженного самоконтроля. Переживая за все и вся, она завидовала подругам: Лене, что та ни в чем не видит проблемы, другой Лене, что та решает проблему еще до того, как начать переживать, Кате — за ее спокойствие вне зависимости от наличия или отсутствия проблем. Но даже зависть ее была не более чем робкой, такой же робкой, как и все остальные чувства. Пожалуй, из всех чувств только любовь к собственному сыну не помещалась в рамки этой робости, и когда Оля думала о нем, смотрела на него, вертикальные складки у рта разглаживались, делая ее очаровательной.

Переглянувшись и дружно улыбнувшись повисшей на несколько мгновений паузе, подруги вновь вернулись к прерванному разговору, возобновив его беспроигрышной темой: учебой детей. Заедая рассказы об учителях, заданиях и оценках мелким виноградом, огромной гроздью лежавшим на блюде посередине стола, они провели вместе еще некоторое время. И разошлись каждая назад в свою собственную жизнь, через 10 минут не помня друг о друге.